«Боль войны. Когда я приезжаю к маме, она всегда вспоминает войну, детство...постоянный голод...колосовали...босиком...и снова голод»

Дочь Светлана

«Я, Бурцева Варвара Дмитриевна, родилась 4 октября 1941 года в Курганской области Мостовского района, с. Малое-Мостовское.

В 1941 г. началась Великая Отечественная война. Фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз.

Нас в семье было 4 детей. Отца забрали на войну в июле месяце 1941 г., мать осталась с 4 детьми. Отец до войны был единственный комбайнер в колхозе. Была дождливая осень. Поля ржи были не убраны. На селе остались одни женщины. Мать уходила на работу с утра и возвращалась поздно ночью. Они косили поля с посевами ржи вручную, собирали рожь и вязали снопы.

Дома оставались старший брат, ему было 7 лет. Другому брату было 4 года, сестре 2 года 6 месяцев. Я была самая младшая. Еще у нас жила старая бабушка, ей было 86 лет.

Мать приходила с поля поздно вечером, чтобы покормить меня, а потом уходила опять в поле под вой волков. Волков в войну пришло много с той стороны, где шла война. Потом она приходила поздно ночью домой, все вручную вязали снопы. Так было каждый день. Работали они до глубокой осени, пока не выпал снег. Часть урожая ушла под снег.

Отец до войны хорошо зарабатывал. Материально семья жила хорошо. Но в конце 1941 г. запасы хозяйства закончились. Чтобы прокормить семью мать продала всю птицу и скот. Потом стала продавать подушки, посуду, что можно продать. На работе в колхозе ставили только палочки – это трудовой день. Не давали денег и зерна. А потом…начался голод.

Мать уходила на работу голодная, качалась от слабости. Старший брат выносил нас на ограду и садил нас на траву. И мы ползали по траве и щипали ее, ели все, что можно было есть. А потом наступала зима, было еще хуже. Запасы картофеля заканчивались быстро, мы его съедали до осени. Мать хранила очистки картофеля, сушила их, а потом варила их, секла в корыте сечкой. Делала лепешки и пекла их в русской печке на противнях, сделанных вручную из жести. Потом все это заканчивалось. Она приносила с работы мякину из пшеницы и стряпала мякиники. И так продолжалось до конца войны.

Иногда она приносила мякиш хлеба с работы. Мякиш был из отрубей и мякины. Или на работе давали похлебку, сваренную из травы, там в ней было немного картофеля, дикий чеснок и всякие травы. Мякиш она делила на 4-х детей. Но когда у нее ничего не было, она проходила мимо дома к соседям и сидела у них допоздна, ждала, пока мы не уснем. А потом приходила домой и ложилась с нами спать голодная. А утром вставала и говорила; «Ребятишки, сегодня опять есть нечего». И уходила на работу, качаясь от голода.

От отца были письма. Их дивизия под номером 37 стояла на Северо-Западном фронте, у Финского залива под Ленинградом. Она формировалась в Челябинской области. Отец писал, чтобы мать берегла детей. Говорил: «Знаю, что тебе тяжело». Очень хотел, чтобы хоть «одним глазом» посмотреть на детей, особенно на маленькую, т.к. я родилась уже без него. Просил фотографии, но тогда фотографов в деревне не было. К сожалению, она не могла выслать.

Потом он писал, что их повезли на фронт. Это был уже 1942 г., отец воевал под Старой Руссой, где немцы сильно укрепились. От Старой Руссы был самый кратчайший путь до Москвы. Там шли тяжелые бои. Отец, Дмитриев Дмитрий Александрович погиб 5 мая 1943 года. Похоронка долго хранилась, до 1960 года. Мать получала за погибшего отца 9 рублей.

Осиротевшая семья выживала. Ослабленные дети кое-как ходили. Сестра стала ходить на 4-м году жизни, я пошла в 2 года жизни. У старшего брата начались голодные отеки, ему было 9 лет. Он лежал на полу и не мог встать. Мать смотрела и плакала. Помогли соседи, стали приносить немного молока, картофеля. Летом 1943 г. чуть стало легче, пошла зелень, собирали грибы, съедобную траву, дикий чеснок, щавель, саранки, ягоды. Вот так и жили до 1945 г.

Потом была ПОБЕДА!!! Помню, что на многих домах висели из красного материала флаги. Все смеялись, обнимались и кричали «Победа!».

Потом был 1946 г. Легче в этом году не стало. Он был очень засушливым. Вся зелень выгорела, в лесу нечего было собирать. Опять был голод. Ели все, что попало. Иногда давали людям куски жмыха. Люди не знали, что это. Потом, когда стали жить лучше, узнали, что это был обжаренный в печах конский «кал», его ели все. Лошадям давали зерно.

Когда мы подросли, старший брат Алексей летом водил нас по лесам и полям. Когда убирали новый урожай, на земле оставались колоски. Все ходили их собирали («колосовали»), и мы собирали. Приносили домой, сушили и вышелушивали зерна, а потом на домашних жерновах молотили и получалась мука.

Однажды мы пошли колосовать вдоль поля, где уже был собран урожай. И мимо проезжал председатель на лошади, увидев нас, он очень разозлился и ударил кнутом по рукам, у старшего брата все колоски из фляжки рассыпались, но младший брат побежал от него вдоль берега, и председатель не успел за ним угнаться. Прийдя домой, дети принесли одну фляжку колосков, но, когда заглянули, там была одна шелуха, мыши на поле уже все съели. Мать заревела… но они испекли из этой шелухи лепешек и наелись.

Потом, в 1948 г. стали привозить несколько булок ржаного хлеба, давали по одной булке на семью. Мы поровну делили хлеб на 5-х человек. И так жили.

В 1949 г. я пошла в школу в 1-й класс. Никакой формы для школьников не было. Кто как был одет. Не было ни носков, ни чулков, ни колготок. Девочки ходили в ситцевых платьях. Не было ни у кого обуви, все ходили босиком до глубокой осени. Ноги в классе мерзли, их прятали под парты. К зиме из Кургана привозили старую одежду, обувь. Это была изношенная одежда из ФЗО (профессионального училища), рваная, без пуговок и старые кожаные ботинки. Ее раздавали самым бедным. Мы носили одежду и обувь, обувь надевали на босую ногу.

Голод все продолжался. Иногда учителя приносили несколько вареных картофель и кормили детей. Некоторые дети падали в голодный обморок.

В 1956 г. я закончила 7-й класс. Учебу продолжила в 10-й школе в Марайке. Детей никто тогда не возил. На выходной день ходили домой за продуктами. Мать наливала фляжку молока и давала булку хлеба. Этого хватало на 3 дня, а остальные дни чай и кусочек хлеба. И так учились до окончания школы.

Я все вспоминаю как жили в деревне в школьные годы. После занятий бригадиры колхоза приезжали к нам и просили поработать на току. За деревней сыпали в уборку зерно ржи, тогда не было складов. Сырое зерно портилось, «горело». Его целый день переворачивали деревянными лопатами и сушили на солнце, а потом грузили в фургоны (деревянные ящики) и на лошадях возили в Варгаши на элеватор ночью и днем. И так мы семиклассники, восьмиклассники и старше с вечера работали до 2-х часов ночи. Тогда не было света. При керосиновой лампе на холодном ветру, босиком в ситцевых платьях. Греться было негде. Копали колхозный картофель. Разрешали брать несколько картофелин, мы их пекли на костре.

Летом просили нас полоть маленькие полюшки от осота-сорняка. Дергали его руками. Зимой просили помочь на ферме, помогали дояркам вывозить навоз. Фермы были не механизированы. Раздавали корм, поили из ведер коров, поили маленьких телят. И так было каждый год. Иногда нам бригадиры привозили немного, опять же из отрубей и мякины, хлеба. Мы делили его на несколько человек.

Закончила я 10 классов. Мать настаивала учиться дальше и иметь специальность. Но учиться нужны были деньги. Мы прочитали в областной газете объявление, что в Кургане, в районе ТЭЦ открывается профтехучилище для мальчиков и девочек. И было написано, что детям погибших отцов будет бесплатное питание и обмундирование. Нас полкласса пошли туда учиться. Группа была дружная. Учили специалисты со стажем. В училище была хорошо поставлена спортивная работа, было много кружков. Мы занимались в основном легкой атлетикой. Участвовали в массовом осеннем кроссе.

После училища, это был уже 1960 г. нас устроили на новый завод КСБ по осваиванию новой продукции. В то время в Кургане была большая стройка и Курган занимал второе место по строительству в СССР. И вся наша группа работала в цехе на заводе. Работа была тяжелая и цех был «вредным». Более 3-х лет там нельзя было работать. Все работали, зарплата была хорошая. Я скапливала деньги для дальнейшем учебы и жизни.

Нам, молодежи, дали жилплощадь в общежитии. В комнате нас было четверо. В общежитии была женщина воспитатель. Она организовала несколько кружков, молодежь охотно занималась. Потом она с помощью Курганского Аэроклуба организовала парашютный кружок. Вел кружок инструктор из Аэроклуба. Нас записалось 30 человек. Два раза в неделю он приезжал в общежитие и занимался с нами вечерами. Это устройство парашюта, история парашютного спорта, как правильно собирать парашют, как правильно прыгать и т.д.

Потом пришла весна. Все члены кружка проходили медосмотр. Здоровье должно быть хорошим. Нас осталось 15 человек. Весной на территории Аэроклуба прыгали с Тренажера, учились как правильно прыгать. И так мы все должны были выполнить первый прыжок на парашюте с самолета 15-го мая 1960 г.

И наступило 15 мая. Нас привезли на аэродром г. Кургана. Всего нас осталось 13 человек. Надели в раздевалке парашюты: основной — на спине, запасной — на груди. Спросили самочувствие. Все сказали – хорошее. Хотя было страшновато и было волнение. Выбрасывали нас по двое с небольшого самолета. И дошла очередь до меня и напарницы. Когда прозвучала команда «Приготовиться» мы встали. Я подошла к открытому люку и поглядела на небо и город. Город был в дымке, а небо было ясное. А внизу была бездна. А потом команда «Прыгай». Закрыв глаза, я прыгнула в пустоту и вдруг большой толчок, это открылся парашют. Погода была – штиль, а потом плавное приземление. Все прыгнули удачно. Были эмоции, сердце «прыгало» от волнения и радости. И так прыгали май, июнь, июль. У меня было 27 прыжков. В августе у членов Аэроклуба были отпуска.

В сентябре пришло мне из Аэроклуба письмо, что я зачислена в группу на пилотное отделение. Занятия будут с 1-го октября. Нас зачислили 5 девчонок. Это был приказ свыше по плану. Всего в группе было больше 35 членов. Это были мальчики от Военкомата. Были занятия 3 раза в неделю. Изучали устройство самолета, аэродинамику полета, штурмоведение, теорию полетов, изучали приборы в самолете. Всего было 7 предметов. Весной сдавали экзамены по предметам.

В апреле 1961 г. была практика в аэропорту (наземная). Как проверить самолет перед полетом, как правильно садиться в кабину, как в случае аварии самолета правильно выпрыгивать из него на парашюте. Практика наземная была 2 недели.

В мае сообщили, что будут полеты тренировочные с инструктором. Всего было укомплектовано 5 звеньев, 6 курсантов в звене и инструктор. На каждое звено был прикреплен самолет ЯК-18У. Это были военные самолеты, истребители, которые были выпущены в 1942 г. Они были очень маневренные, с сильным мотором. Когда закончилась война они еще были на вооружении. Потом пошли реактивные самолеты МИГ-13. Они и у нас были и базировались по Курганом возле села Логовушка. Это место было строго засекречено. Но когда появились еще более новые МИГи воинскую часть убрали в другое место в стране. Эту территорию отдали Курганскому Аэроклубу.

Здесь была хорошая полоса для полетов. Были на этом месте постройки. Это казармы, столовая, клуб, административное здание, волейбольная площадка, площадка для футбола. Здесь мы учились летать с инструкторами. Сначала отрабатывали взлет, полет по горизонтали, посадка. Особенно была сложная посадка, чтобы не было недолетов и перелетов у посадочного знака «Т». И так летали все пять дней, давали всем два дня отдыха. Все уезжали потом в Курган, а потом на автобусе Аэроклуба приезжали на территорию аэродрома.

Когда натренировались взлетать, летать в пространстве и садиться на землю стали отрабатывать полеты на дальнее расстояние и были тренировки по фигурному высшему пилотажу. Это были разные фигуры (Петля Нестерова — в народе ее называют «мертвая петля», штопор, поворот на горке, бочка, глубокие виражи и т.д.). Администрация завода КСБ отпустила нас летом на 3 месяца летать по просьбе Курганского Военкомата. Из девчонок нас было двое, остальные сбежали. В 1962 г. снова летали, уже летали зимой и летом в Курганском аэропорту.

Меня многие друзья в деревне и в Кургане спрашивали, что зачем тебе это, что девчонки в случае войны почти не участвуют. Да, возможно, но это был спорт, как другой наземный спорт. Инструктора нам говорили, что этот спорт также вырабатывает характер, как и другие виды спорта. Этот спорт вырабатывает самое главное: самообладание, бесстрашие, выносливость. В дальнейшей жизни это все пригодилось.

В 1962 г. на базе нашего Аэроклуба были Зональные соревнования. В них участвовали пять областей, спортсмены Аэроклубов из Челябинской, Пермской, Свердловской, Оренбургской и Курганской областей. Там были спортсмены-парашютисты и пилоты. Нас отобрали на соревнования по фигурному высшему пилотажу. Строго проходили медосмотр. Проверяли все. У меня окулисты заметили нарушение бокового зрения. Но к полетам допустили.

И так в июле начались соревнования. Дошла очередь до меня. Надо было правильно взлететь, фигурный пилотаж – это штопор, поворот на горке, глубокие виражи с уклоном 45⁰. Я все выполнила, после соревнований мне присвоили 2-й разряд по фигурному высшему пилотажу.

В отряде было 25 курсантов, а осталось 17. Часть отчислили по здоровью, часть не усвоили летную программу.

В конце летного сезоны начальник Аэроклуба Иванов и начальник летной части предложили учиться дальше на летчиков инструкторов. Их не хватало в Аэроклубах, не каждый идет на эту специальность. Но вмешалась врач из Аэроклуба, сказала, что я не пройду комиссию из-за бокового зрения. Меня здесь допускали, но в летном училище могут не допустить. Это нужно было поступать в г. Саранск. Там готовили гражданских летчиков и инструкторов.

Я подумала, что нужно приобретать новую специальность, потому что на заводе были вредные цеха. Вся группа проработала уже 3 года. Я проработала 3,6 года. Молодежь стала увольняться и уходить. В общежитии в нашей комнате девчонки собрались поступать в медицинское училище в г. Омск. В Кургане было медучилище, но туда поступали с образованием 7 классов.

Шел уже 1964 г. мы все поступили в медучилище г. Омск. Там их было три. Училище было платное. Стипендию давали только хорошистам, без троек. В первый год учебы я стала хорошистом. Нас было только двое хорошистов. Денег не хватало, все сбережения закончились. Стипендия была 23 рубля. Надо было купить одежду, халаты, обувь, спортивный костюм. Мать ничем не могла помочь, она была уже на пенсии и получала 35 руб. Мне помогала сестра. Она работала на больших башенных кранах. Старший брат был офицер, ракетчик, пережил, как и все «Карибский кризис», был за границей. Второй брат был тоже в армии.

Мы учились, нам нравилось учиться. Здесь были опытные врачи-преподаватели, была хорошая база для практики. Была хорошо поставлена спортивная работа. Я была физоргом группы фельдшеров-лечебников. Играли в волейбол, лыжные гонки, короткий бег и бег на длительные дистанции. Потом стали везде вводить гражданскую оборону, соревновались между училищами. Но тогда не было еще спецодежды, противогазов, медицинского снаряжения. Но нам объясняли, что нужно вести гражданскую оборону среди мирного населения, была угроза атомной войны.

В 1966 г. закончилась учеба, начались выпускные экзамены. Экзамены были уже на диплом. Сдала экзамены на отлично. Был выпускной вечер, нам вручили дипломы. Мне одной из группы вручили красный диплом, диплом с отличием. Он был «свободный». Меня не распределяли куда мне нужно ехать работать, я могла работать в любом уголке страны. В Омском здравоохранении предложили работать в городе. Везде не хватало медиков. Но я пожелала ехать на родину, в Курганскую область, в Мокроусовский район, с. Малое-Мостовское. Когда я пришла в Курганский облздравотдел, мне сказали, что нужны медики в сельскую глубинку. Я сказала, что я туда еду. Они удивились и сразу оформили документы.

Я приехала на родину, фельдшера в медпункте не было. Начала сразу работать с 25 марта 1966 г. Работа на селе была не легкая, не было асфальтовых дорог. В колхозе было две грузовые машины. Иногда их давали, чтобы транспортировать тяжелобольного в райбольницу. Ходила на вызова днем и ночью в соседние деревни пешком до 9 км. Иногда шла в метель ночью под вой пурги и волков. Они часто выли у деревень. Обслуживала три деревни, численность населения была 1450 человек. Рождаемость детей была большая. Иногда поступали тяжелые дети, особенно в гриппозную вспышку. Невозможно было отправить больного из-за дорог и транспорта, приходилось сидеть у постели больного ночами.

Текучесть кадров медиков в деревнях была большая. Так работала, привыкая к трудностям. Я всегда вспоминаю годы Аэроклуба, там было тяжело и опасно. Так в медицине это все стало не новым.

Потом я вышла в замуж, муж мой был стипендиатом от колхоза, учился в Челябинске в сельхозинституте, стал главным инженером-механиком. Появилась на селе новая техника: машины, трактора, комбайны. Колхоз вскоре стал богатым и передовым в районе.

У нас была работа по Красному Кресту, стало развиваться донорство. Когда был День донора молодежь шла с опаской. В первые годы было мало доноров – 20-25 человек. А потом население стало активнее помогать. Когда начинался День донора приходило свыше 100 доноров.

Потом ввели подготовку санитарной дружины везде и санпостов на многих объектах. Готовила и учила сандружину по оказанию медпомощи на объектах, а потом в очагах на случай войны.

При колхозе была создана санитарная дружина, я готовила теоретически зимой, занятия проводили в медпункте. Весной тренировались на местности. Работали в очагах: в ядерном, химическом и бактериологическом. Колхоз обеспечил нас всем – санитарными сумками, новыми противогазами, парадной формой и формой, чтобы работать в очагах.

Мы ездили на соревнования, сначала были на районных, потом на зональных в Макушино. Потом стали ездить на областные. Там участвовали 24 сандружины. Приезжали со всех районов. Из 24 мест мы занимали 6 или 7 место. Потом появился опыт, стали занимать 3 или 4 место. Последние годы перед перестройкой заняли 2 место из 25.

Сандружинницы и санпосты активно помогали в санитарии сел. Деревни стали чище, а раньше были везде помойки, мусор на улицах, навоз сыпали возле домов и в переулки. Были подворные обходы, хозяева дворов очищали свои дворы. За санитарию наших сел в колхозе был награжден значком «Отличник санитарии» наш председатель колхоза «Заветы Ленина» Антонов Юрий Ефимович.

Потом на семинаре по Красному Кресту мне был вручен значок «Отличник санитарии». 

Потом была еще одна награда за гражданскую оборону (ГО) — медаль Пирогова из бронзы.

Шли годы, я проработала 34 года, стала ветераном труда. Потом ко Дню Медицинского работника была вручена медаль «За многолетний труд».

В нашем хозяйстве хорошо были организованы спортивные мероприятия. Был у нас в деревне хороший спортзал. Я также участвовала в спортивной жизни.

На многоборье областной летней олимпиады «Золотой колос» в Сафакулево я была награждена медалью «Золотой колос» по своей старшей группе. Итак, всю свою жизнь занимаюсь спортом – это лыжи, бег трусцой.

 

Я люблю свою деревню, часто летом бываю в лесу. Все рощи и лес напоминают далекое тяжелое детство. Часто бываю на Большой Поляне – это Глебов Лог, поместье прапрадеда Глеба. Здесь перед войной отец с матерью косили сено. Отец пришел с Финской войны, она шла недолго. Наши войска разбили финскую армию за несколько месяцев. Отец вернулся и сказал матери: «Надо накосить сена, будет большая война с германцем». Стою и думаю, что здесь ступала нога моего отца.

Про Глеба

Прапрадед Глеб был выслан с Калужской области, где он работал у помещика со своим братом. Брат был ямщиком и оказался свидетелем преступления и его убили. У помещика были гуляния, и Глеб за убийство брата его при всех посадил в кадку с водой. Его выслали в Сибирь и высадили в лесах. Он дошел до р. Суерь (с. Малое-Мостовское) и переночевал под лодкой на берегу. В то время были общины. В деревне его увидели и спросили, кто он. После рассказа ему дали топор и сказали, если за ночь поставишь сруб, то мы тебя примем в общину и дадим землю. Глеб был высоким и здоровым. Он за ночь поставил сруб. На земле, которую ему дали есть и сейчас лог, он называется Глебушков лог.

В 1985 г. я зимой с дочерями была на захоронении под Старой Руссой у села Давыдово. Это недалеко от города. Мы доехали на такси и увидели большое захоронение: 100 х 100 м. Там стоит памятник, а по сторонам выложены небольшие плитки с именами погибших воинов. Мы нашли фамилию своего отца и деда под номером 1237.

Были мы у нефтехранилища. В нем фашисты заживо замуровали 36 наших солдат, которые были в плену у фашистов. 

Старая Русса была полностью разбита, осталось целыми 29 домов. Немцы расстреляли 30 000 советских граждан в пойме реки Полисть. Оставшиеся в живых жили в землянках. Там было очень развито партизанское движение, немцы очень боялись партизан и подозревали каждого жителя, что они все партизаны. Со слов очевидца, для устрашения людей, на каждом столбе от Старой Руссы до Новгорода были повешены люди, в том числе и младенцы.

Город Старая Русса был освобожден 18 февраля 1944 года. В трофеях у немцев нашли много писем, которые немцы не успели отправить в Германию. Они писали, что эта за страна, воюют все – женщины и даже дети.

Мы были в военном музее боевой славы. Там увидели партизанские полушубки, автоматы, самодельную посуду. На постаменте стояла детская обувь и предметы обихода. Они были извлечены из земли погибших мирных граждан.

Старая Русса была полностью восстановлена, но в каждой деревушке стоят захоронения с памятниками, где 500, где 2000 и т.д. Вот такой ценой нам досталась Победа!

Мне 83 года, у меня пять внуков, трое правнуков. Муж ушел рано из жизни из-за болезни. У меня три дочери, все дети получили образование. Старшая закончила Курганский пединститут, уже на льготной пенсии. Вторая закончила Тюменский мединститут, работает в г. Каменск-Уральском врачом-эндокринологом. Третья дочь закончила Курганский филиал АТиСО. Старшая внучка врач окулист-хирург, работает в Екатеринбурге. Одна внучка в Екатеринбурге преподает в художественной школе. Другая внучка работает в сфере дизайна в Кургане. Еще один внук служит в рядах Вооруженных Сил России."